Это уже о чужом — ноября петербургская стынь,
Морок осеннего сада и снега святое причастье.
Вот наконец миновала шлагбаум той горькойверсты,
После которой я стану к тебе безучастна.
Это уже за чертой — исступленье уставшей души,
Холод смертельный бессильно разжатой ладони,
Только обуглило дочерна, выжгло, дотла иссушив,
И ты напрасно все кропишь живою водою.
Это уже все равно — даже неба бездонный провал,
Черный, пугающий тянущей внутрь немотою.
Ох, как в то лето ночная шуршала трава!
Так и запомни меня: августовской, босой, молодою...